Н. А. Некрасов [1949] - Корней Иванович Чуковский

Корней Чуковский

Некрасов

I

Николай Алексеевич Некрасов родился 10 декабря 1821 года (по новому стилю) в местечке Немирове Каменец-Подольской губернии.

Его отец, Алексей Сергеевич, небогатый помещик, служил в то время в армии в чине капитана. Через три года после рождения сына он, выйдя в отставку майором, навсегда поселился в своем родовом ярославском имении Грешневе.

Грешнево находилось неподалеку от Волги, на гладкой равнине, среди бесконечных полей и лугов.

Здесь, в деревне, поэт провел все свое детство.

При усадьбе был старый, запущенный сад, обнесенный глухим забором. Мальчик проделал в заборе лазейку и в те часы, когда отца не было дома, зазывал к себе крестьянских детей. Дети врывались в сад и набрасывались на зеленые яблоки, на смородину, на одичалые груши. Но стоило няньке крикнуть: «Барин, барин идет!», как они мгновенно исчезали.

Конечно, господскому сыну не дозволялось дружить с детьми крепостных крестьян, но он пользовался всякой возможностью, чтобы убегать через тайную лазейку в деревню, уходил с ребятами в лес, купался с ними в реке Самарке, делал «грибные набеги», и никакими силами нельзя было удержать его дома.

Так как дом стоял у самой дороги, а дорога была в ту пору многолюдной и бойкой — столбовая ярославско-костромская дорога, — мальчик, выбравшись тайком за ограду усадьбы, знакомился со всяким рабочим народом — главным образом с мастеровыми и ремесленниками, странствовавшими из города в город.

Через много лет, уже знаменитым поэтом, он вспоминал об этих детских своих впечатлениях:

Под наши густые, старинные вязы

На отдых тянуло усталых людей.

Ребята обступят: начнутся рассказы

Про Киев, про турку, про чудных зверей…

Рабочий расставит, разложит снаряды —

Рубанки, подпилки, долота, ножи:

«Гляди, чертенята!» А дети и рады,

Как пилишь, как лудишь — им все покажи.

Таким образом, богатая, меткая народная речь стала близка Некрасову с самого раннего детства. Впоследствии он не раз восхищался ее красотою и силою. Он утверждал, что иной крестьянин нередко обмолвится таким удачным, выразительным словом.

Какого не придумаешь,

Хоть проглоти перо.

Некрасов овладел этою великолепною народною речью с первых же лет своей жизни. Да и мог ли бы он написать «Коробейников», «Мороз, Красный нос», «Кому на Руси жить хорошо», если бы до семнадцатилетнего возраста не прожил в такой непосредственной близости к родному народу!

Его няня была простая деревенская женщина, и впоследствии он вспоминал, с какою любовью он слушал в те годы

Рассказы нянюшки своей, —

то-есть старинные русские народные сказки, те самые, что в течение многих столетий сказывались в каждой крестьянской семье каждому крестьянскому ребенку.

Любовь к полям и лесам своей родины, к ее весеннему «зеленому шуму» тоже впервые зародилась у него в те ранние детские годы.

С младенчества на этом мне пути

Знакомо все, —

говорил он о родной ярославской природе и горячо восхищался красотою ее зеленых просторов:

Там зелень ярче изумруда,

Нежнее шелковых ковров,

И как серебряные блюда

На ровной скатерти лугов

Стоят озера…

Уже пожилым человеком, вернувшись из заграничной поездки, он отметил в одной из черновых своих рукописей, что природа Грешнева милее ему всех прославленных заморских краев:

Я посещал Париж, Неаполь, Ниццу,

Но я нигде так сладко не дышал,

Как в Грешневе…

И едва ли он создал бы свои бессмертные песни о русской природе, если бы не сроднился с нею в первые же годы своей жизни.

II

Его детские воспоминания связаны с Волгой, которой впоследствии он посвятил столько восторженных и нежных стихов. «Благословенная река, кормилица народа!» не раз говорил он о ней.

Но здесь же, на этой «благословенной реке», ему довелось испытать первое недетское горе. Он бродил но берегу в жаркую пору и вдруг услышал какие-то стоны и вслед за тем увидел гурьбу бурлаков, которые ползли вдоль реки —

Почти пригнувшись головой

К ногам, обвитым бечевой.

Они стонали от невыносимо тяжелой работы, и эти стоны заменяли им песню. Оглушенный, испуганный, мальчик долго бежал вслед за ними и, когда они расположились на отдых, приблизился к их костру и услышал, как один из них, замученный работой, больной, сказал товарищам, что не хотел бы дожить до утра:

— А кабы умереть к утру, так было б еще лучше!

Эти простые слова взволновали Некрасова до слез:

О, горько, горько я рыдал,

Когда в то утро я стоял

На берегу родной реки

И в первый раз ее назвал

Рекою рабства и тоски!..

Вообще в этом впечатлительном мальчике рано проявилась та «страстность к чужому страданию», которая и сделала его великим поэтом.

И сердце, обливаясь кровью,

Чужого скорбию болит… —

говорил он о себе в своих стихах.

Странным образом этот бойкий и, казалось бы, беззаботный дворянский ребенок стал уже в те ранние годы не по-детски задумываться над жестокостью окружающей жизни.

Рано он увидел то «зрелище бедствий народных», к которому были так нечувствительны многие другие дворянские дети.

Как нарочно, по той самой дороге, которая проходила мимо усадьбы Некрасовых, часто гнали в Сибирь арестантов, закованных в железные цепи. Будущий поэт на всю жизнь запомнил

Печальный звон — кандальный звон,

раздававшийся над этой «проторённой цепями» дорогой.

И еще одно горе довелось ему видеть «в золотую пору малолетства» — горе в родной семье. Его мать, Елена Андреевна, кроткая, мечтательная женщина, была очень несчастлива в замужестве. Она была передовым, образованным человеком, а муж у нее был невежественный, сварливый и грубый. Целыми днями она оставалась в усадьбе одна, так как излюбленным развлечением Алексея Сергеевича были карты, попойки и псовая охота за зайцами.

В стихах у Некрасова есть много воспоминаний о том, как тяжело страдала его мать. Часто уходила она в сад, звала к себе сына и порывисто обнимала его; а бывали такие дни, когда она целыми часами играла на рояле